«Ловушка занятости»

Источник: Современный бизнес

Это эссе было опубликовано писателем Тимом Крейдером в июне 2012 года, но до сих пор является актуальным.

Если вы живёте в Америке 21-го века, то, возможно, слышали много раз от людей, как сильно они заняты. Когда кто-нибудь спрашивает у вас «Как дела?», обычным ответом стало: «Занят!» «Очень занят.» «Нереально занят». Очевидно, это хвастовство, подаваемое как жалоба. А ответная реакция это, своего рода, поздравление: «Ну, это приятные заботы!» или «Уж лучше, чем не делать ничего».

Примечательно, что обычно говорят об усталости не те, кто работает несколько смен подряд в отделении реанимации, и не те, кто за день перемещается между тремя минимально оплачиваемыми работами. Эти люди обычно не заняты, а просто уставшие. Измученные. Ходячие мертвецы, не чувствующие от усталости ног. Нет, это почти всегда те люди, которые сами возлагают на себя эту жалобную занятость: работа и обязательства, которые они взяли на добровольных началах, занятия и увлечения, к участию в которых они подталкивают своих детей. Они вечно заняты из-за своих собственных амбиций, стремлений, рвения. Они привязаны к занятости и боятся столкнуться с ситуацией, когда ее не станет.

Почти каждый из тех, кого я знаю — занят. Они тревожны и ощущают чувство вины, когда не работают или не занимаются делами, связанными с работой. Они встречаются с друзьями так, будто они студенты-хорошисты, которые подписываются под общественной работой, потому что это будет отражено в их характеристике при поступлении в университет. Я недавно спросил у друга, не хочет ли он пойти куда-нибудь на этой неделе. И он ответил, что у него не так много времени, но если я куда-нибудь точно соберусь, то должен ему сообщить, и тогда он, может быть, сможет оторваться от работы на несколько часов. Я хотел прояснить, что мой вопрос не был проверкой бдительности перед будущим приглашением — это и было приглашение. Но его занятость была чем-то вроде громкого шума, сквозь который он пытался поговорить со мной, а я сдался в попытках до него докричаться.

Даже дети заняты в наши дни, со всеми их поминутно запланированными занятиями и дополнительной внеклассовой активностью. Они приходят домой в конце дня не менее уставшие, чем взрослые. Когда я возвращался домой из школы, мои родители еще были на работе, и каждый день после обеда у меня было три часа нераспределенного и никем не контролируемого времени. В это время я делал всё, от пролистывания Всемирной Энциклопедии до создания анимированных фильмов или встреч с друзьями в лесу и кидания грязи друг другу в глаза. Благодаря этому я приобрел важные умения и знания, которые остаются ценными для меня и по сей день. Эти три часа стали моделью того, как я хочу прожить свою оставшуюся жизнь.

Текущая истерия не является необходимым или неизбежным условием для жизни. Это то, что мы сами выбрали, или молча под этим подписались. Не так давно я разговаривал по Скайпу со своей подругой, которая уехала из города из-за дорогой аренды жилья, а сейчас изучает искусство и занимается творчеством в маленьком городке на юге Франции. Она говорит, что счастлива и расслаблена впервые за долгие годы. Она как и раньше выполняет свою работу, но не тратит на это все своё время и силы. По её мнению, это ощущается как университетское время — у нее есть большой круг друзей, с которыми они ходят в кафе каждый вечер. У нее снова появился молодой человек (однажды она с печалью описала свидания в Нью-Йорке: «Каждый слишком занят и каждый думает, что может работать еще лучше»). То, что она ошибочно воспринимала как свои личностные особенности — одержимая, раздражительная, тревожная и унылая — оказалось деформирующим эффектом, исходящим из ее окружения. Никто из нас не хочет так жить, также, как никто не хочет попасть в «пробку» на дороге, давку на стадионе или жестокую иерархию старшей школы — это то, к чему мы коллективно подталкиваем друг друга.

Бизнес служит как одна из гарантий существования, защита от пустоты. Конечно, ваша жизнь никак не может быть глупой, или тривиальной, или бессмысленной, когда вы так заняты, все ваши дни расписаны, а каждый час вашего времени востребован. Когда-то я знал женщину, которая стажировалась в журнале, в котором уходить в обеденное время разрешалось только в самом крайнем случае. Это был один из тех развлекательных журналов, чей raison d’être, то есть, смысл существования, испарился, когда на пультах появились кнопки «меню», и таким образом стало трудно заметить что-то иное, нежели институционный самообман. В этой стране все больше и больше людей прекращают создавать осязаемое. Если ваша работа не была представлена котиком или удавом в книге Ричарда Скарри, не уверен, что могу считать её необходимой («Город добрых дел» Ричарда Скарри — детская книжка о том, что делают родители на работе. В ней представлены такие профессии как пожарный, врач, строитель, повар, спасатель и др. — прим. переводчика). Не могу не поразмышлять над тем, что всё это истеричное изнеможение — не более чем прикрытие факта, что всё, что мы делаем, не имеет значения.

Я не занятой человек. Я самый ленивый из всех амбициозных людей, которых знаю. Как и большинство писателей, я чувствую себя негодяем, который не заслужил жить ни единого дня без написания чего-либо, но я также чувствую, что 4-5 часов работы хватает для того, чтобы заслужить своё пребывание на этой планете еще на один день. В лучшие из обычных дней моей жизни, утром я пишу, днем катаюсь на байке и бегаю по делам, а вечером я встречаюсь с друзьями, читаю и смотрю фильмы. Этот режим дня я нахожу нормальным и благоприятным. И если вы позвоните мне и спросите, не хочу ли я оставить работу и сходить в новое крыло в Метрополитен-музее, поглазеть на девушек в Центральном Парке или просто весь день пить мятные коктейли, то я отвечу — окей, во сколько?

Но в последние месяцы я предательски, из-за профессиональных обязанностей, начал становиться занятым. Впервые я смог прямо говорить людям, что я «слишком занят», чтобы делать то, чего они от меня хотят. Я смог понять, почему людям нравится жаловаться — это даёт чувствовать себя важным, востребованным и угнетённым. Не считая этого, я на самом деле ненавижу быть занятым. Каждое утро моя почта завалена письмами, в которых меня просят сделать то, что я делать не хочу, или сталкивают меня с проблемами, которые мне надо решить. Это становилось всё более и более невыносимым, пока я наконец не сбежал из города в Неназванное Место, откуда и пишу этот текст.

Здесь я в полной безопасности от обязательств. Здесь нет телевизора. Чтобы проверить почту, мне нужно ехать в библиотеку. Прошла неделя, как я видел кого-либо из знакомых. Я вспомнил о существовании лютиков, клопов и звёзд в небе. Я читаю. И впервые за долгие месяцы я написал что-то стоящее. Тяжело подобрать слова о жизни, без погружения в неё, но также практически невозможно понять, какой она может быть, не сбежав от нее снова к черту на рога.

Безделье не отдых, индульгенция или порок. Оно незаменимо для мозга как витамин D для организма, и из-за его нехватки мы страдаем психическими расстройствами, калечащими не меньше, чем рахит. Пространство и тишина, которыми располагает безделье, являются необходимыми условиями для абстрагирования от жизни, возможности посмотреть на неё со стороны целиком, связать неожиданное и дождаться дикой летней молнии вдохновения — парадоксально, но именно это необходимо для завершения любой работы. «Пустые мечтания, обычно, имеют большое значение в том, что мы делаем», — писал Томас Пинчон в своём эссе о лени. Архимедова «Эврика!» в ванной, яблоко Ньютона, Джекил и Хайд и синтезированный наркотик: история полна рассказов о вдохновении, пришедшем в моменты праздности и мечтаний. Это почти заставляет задуматься, не бездельники ли и волынщики больше ответственны за создание великих идей, открытий и шедевров, чем трудоголики.

«Цель будущего — полная безработица, чтобы мы могли поиграть. Поэтому мы должны уничтожить существующую политико-экономическую систему». Это может звучать как высказывание нетрезвого анархиста, но на самом деле это слова сэра Артура Чарльза Кларка, который нашёл время в перерывах между плаванием с аквалангом и пинболом, чтобы написать роман «Конец детства» и порассуждать о спутниках связи. Мой старый коллега Тэд Ролл недавно написал колонку, предлагая отменить доход от работы и выдавать каждому жителю гарантированную зарплату, что кажется полным безумием, которое может стать основным правом человека через сотню лет, как отмена смертной казни, всеобщее избирательное право и восьмичасовой рабочий день. Пуритане превратили работу в добродетель, по-видимому, запамятовав, что Бог создал её как раз в наказание.

Возможно, мир скоро скатился бы в руины, если бы все вели себя так, как я. Но я полагаю, что жизнь идеального человека находится где-то между моей дерзкой праздностью и бесконечной неистовой суетой остального мира. Моя роль — быть плохим примером, парнишкой, что стоит за окном школьного кабинета и корчит рожицы тому, кто отвечает у доски, вызывая его хотя бы сегодня придумать повод выйти на улицу и поиграть. Моё личное решительное безделье всегда было больше роскошью, чем преимуществом, но это не было сознательным решением, когда давным давно я предпочёл деньгам время, так как всегда осознавал, что лучшее вложение моего ограниченного времени на этой земле — общение с людьми, которых я люблю. Возможно, я совру на смертном одре и скажу, что жалею, что не работал усерднее, и все остальное, что должен буду сказать, но мне кажется, что на самом деле я действительно пожалею лишь о том, что не выпил еще по пиву с Крисом, не поговорил с Меган и вновь хорошенько не посмеялся с Бойдом. Жизнь слишком коротка, чтобы быть занятым.