Три года назад моя жена Энн-Мари Слотер написала о том, как трудно женщинам «иметь все» — и семью, и карьеру.
Она недавно оставила высокую должность в Вашингтоне и вернулась домой в Принстон, где я выступал в роли главного родителя для наших детей.
Парадоксально, но ее статья о том, как трудно найти золотую середину между работой и личной жизнью, принесла ей известность национального масштаба, и я еще больше сосредоточился на воспитании наших сыновей — чем занимаюсь и сейчас.
Это вторая сторона нашей семейной истории.
Энн-Мари и я поступили в университет как раз тогда, когда число женщин среди выпускников опередило мужчин, причем женщины стали выступать более успешно.
Я никогда не сомневался, что у моей жены не менее, а то и более серьезные перспективы, чем у меня. И она тоже.
Мы с самого начала решили совместно заниматься детьми: или поровну делить обязанности, или по очереди играть роль главного родителя.
Сначала это получалось, в том числе благодаря условиям нашей работы. Когда родились наши дети, мы оба преподавали в Гарварде, а потом перешли в Принстон.
Это как маленькая Скандинавия в США, условия, о которых большинство американцев могут только мечтать: отпуск по уходу за ребенком и для матери, и для отца, гибкий график, большие отпуска, долгосрочная стабильность.
У нас было достаточно денег, чтобы позволить себе хороший детский сад, а потом, когда дети пошли в школу — домработницу.
Когда закончился мой отпуск по случаю рождения второго сына, я вернулся к работе — и думал, что моя карьерная траектория особенно не изменится.
Я планировал, что у меня хватит времени на детей, если я буду более эффективно работать в офисе.
Мы рассчитывали, что будем помогать друг другу в случае жестких дедлайнов и по очереди выделять на детей больше времени.
Пока наши мальчики были совсем маленькими, это получалось.
Но потом мы наткнулись на препятствия, с которыми сталкиваются и другие семьи, где оба родителя делают карьеру. Во-первых, карьеры все-таки разные.
Работа Энн-Мари и в Гарварде, и в Принстоне требовала большего, чем моя, потому что она начала строить карьеру по административной линии.
Она стала деканом в Принстоне, потом заняла высокий пост в госдепартаменте, а затем возглавила крупную некоммерческую организацию.
Во-вторых, когда дети стали старше, возникли новые проблемы. Заботиться о младенце физически непросто, но это часто позволяло отвлечься от рабочей рутины.
Но у подростков другие проблемы. Школа и внеклассные занятия могут съесть все время.
Некоторые дети теряют контроль. Наш старший сын попал в плохую компанию, забросил уроки, хулиганил в школе и не справлялся с математикой, а еще ссорился со мной и принципиально меня не слушал.
Через год его отчислили из школы, и он оказался в полицейском участке.
Ему требовались серьезная поддержка и советы, но теперь он встал на позитивный путь.
Через несколько лет наш младший сын тоже вошел в этот трудный возраст.
У него было меньше проблем, но это тоже требовало большого родительского участия.
В такой ситуации рано или поздно кто-то один из родителей принимает на себя основную роль. В нашей семье таким родителем стал я.
Конечно, Энн-Мари активно занималась детьми и брала на себя ответственность за определенные аспекты их жизни — взаимодействие с учителями, поездки в колледже.
Она эмоционально близка с обеими нашими детьми. И как Энн-Мари писала три года назад, она отказалась от работы в правительстве, чтобы помочь нашему старшему сыну преодолеть подростковые трудности.
Но все же это не основная часть родительской работы. Главное — ежедневно быть на линии фронта.
Я собирал детей утром и отправлял в кровать вечером, следил за тем, сколько времени они проводят за компьютером и телевизором, пытался добиться, чтобы домашние задания делались правильно, поддерживал их занятия спортом и музыкой, ходил на бейсбольные матчи, уроки фортепиано, школьные пьесы и концерты, и следил за их общественной жизнью.
До сих пор мое имя стоит первым в списке контактов на экстренный случай, и именно я бросаю все в случае кризиса.
Эти задачи сами по себе не то чтобы очень трудные, и мой список дел гораздо короче, чем у родителей, которые не могут позволить себе домработницу.
Но это неизбежно сказалось на моей рабочей продуктивности.
Впрочем, не было сомнений, что эта роль достанется мне. Обязанности Энн-Мари этого не допускали: когда телеканал просит об интервью, CEO созывает собрание совета директоров или госсекретарь просит совета, вы не можете не прийти. Много лет Энн-Мари успевала к ужину не более двух раз в неделю.
В большинстве семей все такие обязанности сваливаются на женщин.
И это разрушительно сказывается на их карьере. Разрыв между зарплатами мужчин и женщин называют «штрафом за материнство», потому что он практически полностью объясняется более низкими заработками и статусом женщин с детьми.
«Несмотря на более выдающиеся успехи в университете, немногие женщины достигают пика профессионального успеха: женщин всего 21% среди хирургов, 20% среди партнеров юридических фирм и 9% среди менеджеров хедж-фондов».
Классическая реакция на эту проблему — просить мужчин больше помогать по дому. Но здесь нужна не «помощь»: мужчины тоже должны принимать ведущую роль.
И для большинства из них это будет непросто. Должны измениться правила и ожидания на работе, или же отцы в такой роли будут нести неприемлемые профессиональные издержки.
За последние десять лет качество и количество моих исследований заметно пострадали.
Но я по-прежнему профессор в ведущем университете. В большинстве профессий для меня такое было бы невозможно.
Социологические исследования показывают, что хотя молодые мужчины хотят, чтобы в браке их роли с супругами были равными, отсутствие интереса работодателей к такому раскладу вынуждает их занимать традиционные гендерные роли, когда у них появляются дети.
И даже когда работодатель поддерживает заботу отцов о детях, те сталкиваются с менее заметными психологическими, культурными и социальными препятствиями.
Исследования показывают, что во многих случаях они становятся изгоями, когда пользуются такими возможностями.
Сама идея, что мужчина будет играть ведущую роль в заботе за детьми, для многих людей глубоко некомфортна.
Ничто так не портит разговор за обедом, как случайное замечание, что жена зарабатывает больше меня. 42% американцев считают идеальной семьей такую, где отец имеет полную занятость, а мать частичную; почти половина предпочитают, чтобы женщина вовсе не работала.
Лишь 8% считают, что детям лучше, когда отец дома.
Культурные барьеры с возрастом только увеличиваются. Если отец в двадцать или тридцать с чем-то лет берет отпуск или отгул, чтобы позаботиться о младенце, это звучит восхитительно.
«Но если вам уже за 40 или за 50, и вы ограничиваете свой рабочий график и амбиции, чтобы уделить больше времени детям-подросткам, вызывает подозрение — даже у женщин».
Конечно, когда удается побить стереотипы, это бывает приятно.
Во время одной поездки в Китай я до глубины потряс корпоративных начальников и их жен, которые ехали с нами в одном автобусе — сначала я говорил с топ-менеджерами о судьбе евро, а потом повернулся к женщинам и стал обсуждать с ними, в каких магазинах лучше покупать простыни.
Но возможно, чтобы так издеваться над стереотипами, нужно иметь определенную профессиональную репутацию (вроде той, которую дает профессорская должность в элитном университете).
Кроме того, мужчинам забота о детях приносит одиночество.
В воспитании детей крайне важны родительские сети, которые передают ключевую информацию — о хороших и плохих учителях, внеклассных занятиях, летних лагерях и так далее.
В таких сетях доминируют женщины, для которых это значительная социальная активность.
На школьных собраниях они сплетничают и строят планы — я же достаю ноутбук и пытаюсь успеть сделать свои рабочие дела.
Один юрист из Сан-Франциско, который активно занимается воспитанием дочери, заметил: «Мамочки в лучшем случае терпят вас, а в худшем — отвергают».
Так что если вы — отец, который планирует взять на себя ведущую роль в заботе о детях, первым делом ищите других таких же отцов. Они вам понадобятся.
Наконец, эта роль может внушать ощущение своей неадекватности. Совмещение карьеры и заботы о детях оставляет во мне чувство, что я плохо справляюсь и с тем, и с другим. Хотя удивляться тут нечему.
Если бы я читал то, что пишут о своей жизни работающие матери, то я бы знал: «Я плохо справляюсь со всем» — это настоящая мантра.
Но мне кажется, что для мужчин это может быть еще тяжелее, потому что нас с детства учат, что мы должны контролировать ситуацию.
Потеря контроля обессиливает. Но если у вас нет чувства, что все постоянно выходит из-под контроля, вы не главный в семье родитель, вы просто помогаете.
Так зачем это все?
Во-первых, это бывает хорошо для брака. Я увлечен научными исследованиями и ценю профессиональный успех.
Но Энн-Мари больше заряжена на конкуренцию и больше мотивирована, чем я.
Я горжусь ее достижениями, и баланс, который мы нашли, делает нас счастливее.
Во-вторых, это нечто особенное для детей. Я думаю, мои сыновья многое приобрели за счет того, что я был дома, и не просто потому, что о них было кому заботиться.
Один мой бывший коллега из Гарварда доказывает, что мужчины биологически непригодны для заботы о детях, но я думаю, что все наоборот.
По моему опыту, отцы привносят в воспитание свой подход — практический, проектно-ориентированный, дисциплину, совмещенную со стремлением к чему-то интересному.
«Третье и самое главное — более равноправное распределение домашних обязанностей делает жизнь более разнообразной и осмысленной».
Опросы показывают, что мужчины не меньше, а то и больше разрываются между работой и домом, чем женщины.
И те, и другие заперты в одной системе, которая предлагает им только односторонние роли. А приняв на себя главную роль в семье, мужчины могут добиться очень близких отношений с детьми.
Несмотря на все трудности, я бы никогда не пожелал прожить эти годы иначе. Я чувствую гордость, которая во многих отношениях сильнее профессиональной.
В конце жизни главное сожаление многих мужчин — что они всю свою жизнь посвятили карьере, чего ожидало от них общество. Мне такое сожаление не грозит.
Источник: Современный Бизнес
Самые актуальные новости - в 
