Почему мир внезапно разбогател в последние двести лет, объясняет Дирдре Макклоски — профессор экономики и истории Иллинойского университета, автор книги Bourgeois Equality: How Ideas, Not Capital or Institutions, Enriched the World.
Почему мы такие богатые? Средний американец зарабатывает $130 в день, средний китаец (с поправкой на покупательную способность) — $20 в день, средний индиец — $10 в день.
Несколько десятилетий назад типичный житель Китая или Индии зарабатывал лишь по $1 в день, так что через несколько поколений и они станут богатыми.
Когда я говорю «мы богатые», я имею в виду большинство стран мира — за некоторыми печальными исключениями. Два века назад средний доход на человека в мире в сегодняшних ценах составлял около $3 в день.
Так было еще с пещерных времен. Сегодня это $33 в день — нынешний уровень Бразилии и уровень США в 1940 году.
За двести лет средний уровень дохода на человека — даже учитывая такие страны, как Чад и Северная Корея, — вырос в десять раз.
Это поразительно. А в странах, которые активно меняли свою экономику и участвовали в международной торговле, таких как США, Швеция и Япония, он вырос в тридцать раз.
И это еще без учета материального прогресса — радикального улучшения доступных благ и услуг, от ассортимента товаров в супермаркетах до лекарств и сложных медицинских операций.
Процесс «Великого обогащения» последних двухсот лет уникален. В истории, конечно, случалось удвоение дохода, и довольно часто — в древней Греции и Риме, в Китае эпохи династии Сун, в Индии Великих Моголов.
Но вскоре эти народы возвращались к прежнему нищенскому доходу (примерно соответствующем сегодняшнему Афганистану). Революционные улучшения — на 10000% — были немыслимы.
Что же случилось? Обычно даются идеологические объяснения. Левые, начиная с Маркса, говорят об эксплуатации.
Капиталисты присваивали избыточный продукт, созданный рабочими, и инвестировали его в свои сатанинские заводы.
Правые, начиная с Адама Смита, говорили о сбережениях.
Покойный нобелевский лауреат Дуглас Норт считал (и теперь это официальная позиция Всемирного банка), что истинный секрет — в институтах. Но дело не только в этом.
Капитал и верховенство закона, конечно, необходимы, но столь же необходимы трудовые ресурсы, вода и течение времени.
Капитал смог стать продуктивным благодаря идеям усовершенствования — идеям, которые воплощают в жизнь хоть сельский плотник, хоть мальчик-телеграфист, хоть компьютерный гений из Сиэтла.
Как пишет Мэтт Ридли в книге «Рациональный оптимист», в последние двести лет случилось вот что:
«Идеи начали заниматься сексом».
Идея железной дороги — это скрещивание идеи парового двигателя с идеей машины, двигающейся по рельсам.
Идея газонокосилки — это маленький бензиновый двигатель плюс маленькая механическая коса. И так далее.
В вашей комнате прямо сейчас — сотни идей, возникших после 1800 года: электричество, центральное отопление и кондиционирование, машинным способом произведенный ковер, большие окна.
Или возьмите ваш человеческий капитал, сформированный во время учебы, или здоровье вашей собаки благодаря визитам к ветеринару.
И как только появлялись эти идеи, их реализация была уже сравнительно простым делом — потому что они были очевидно прибыльными.
Если бы для богатства было достаточно накопления капитала или строгих законов, то Великое обогащение случилось бы в Месопотамии в 2000 году до н.э., в 100 году в Риме или в 800 году в Багдаде.
До 1500, а то и до 1700 года Китай был самой технологически продвинутой страной мира.
Китайцы изобрели шлюзы для водных каналов за несколько столетий до Запада, и сами их каналы были гораздо длиннее, чем в Европе.
Зона свободной торговли и законодательная защита в Китае охватывали куда большие территории, чем европейские государства, которые постоянно ссорились и вводили друг против друга торговые барьеры.
Но именно в северо-западной Европе, а не в Китае, произошла промышленная революция и затем наступило Великое обогащение.
Почему же идеи внезапно начали заниматься сексом именно там и именно тогда?
Почему все это началось в Голландии примерно в 1600 году, потом в Англии в 1700 году, потом в североамериканских колониях и Шотландии, потом в Бельгии, Франции и Германии?
Ответ — «свобода». Освобожденные люди весьма изобретательны. Рабы, крепостные, подавляемые женщины, люди, вмерзшие в аристократическую или бюрократическую иерархию, лишены такой изобретательности.
Ввиду определенных событий в европейской политике — а вовсе не ввиду особой природы жителей Европы, — все больше европейцев получали свободу.
Еще одна связанная с этим концепция — равенство. Это не равенство доходов, о котором говорили Руссо или Тома Пикетти.
Это равенство, о котором говорили Давид Юм и Адам Смит — равенство перед законом и равенство социального достоинства.
Именно оно придает людям смелость, чтобы самостоятельно искать способы улучшения.
Не все были рады таким переменам и стоящим за ними идеям. В XVIII веке либералы вроде Вольтера и Бенджамина Франклина отважно добивались свободы торговли.
Но в 1830-х и 1840-х дети тех буржуа, которые обогатились за счет этих либеральных идей, смотрели на них с презрением и выступали за активное использование государственной монополии на насилие, чтобы создать ту или иную утопию.
Правые интеллектуалы с тоской говорили о воображаемом Средневековье, в котором не было этой вульгарной торговли — золотой век, где правила иерархия.
Такое консервативное и романтичное представление о прошлом соответствовало положению этих людей в классовой структуре.
В конце XIX века, под влиянием развивающейся науки, правые использовали идеи социального дарвинизма и евгеники, чтобы принизить ценность и достоинство обычных людей и поставить некую национальную миссию выше любого индивида.
На этой основе делались выводы о необходимости колониализма, принудительной стерилизации и об очистительной силе войны.
Другая группа интеллектуалов — на левом фланге — выработала нелиберальную идею о том, что идеи не имеют значения.
Они доказывали, что прогресс диктуется неумолимым ходом истории, которому помогают протесты, забастовки и революции, направленные против буржуазии.
Позднее социалисты предлагали уничтожить буржуазные монополии путем регулирования, центрального планирования или коллективизации — создания одной большой монополии под названием «государство».
И пока интеллигенция занимала себя этими рассуждениями, коммерческая буржуазия строила современный мир и воплощала в жизнь Великое обогащение.
Оно кардинально улучшило нашу жизнь, доказав, что и социальный дарвинизм, и марксизм ошибались. Якобы низшие расы и классы оказались вовсе не таковыми.
Пролетариат ждали не нищета и страдания, а обогащение. Обычные мужчины и женщины вовсе не нуждались в руководящих указаниях сверху и оказались необычайно креативными.
Великое обогащение — важнейшее событие в истории с момента одомашнивания лошадей и начала земледелия. И его двигателем была идеология классического либерализма.
Великое обогащение перезапустило историю. Оно положит конец бедности — и для значительной части человечества это уже произошло.
Индия и Китай, принявшие некоторые принципы экономического либерализма, добились стремительного роста.
Бразилия, Россия, ЮАР, не говоря уже о Евросоюзе, во многом опирающиеся на планирование, протекционизм, выравнивание условий, стагнировали.
Какая политика поможет этой революции? Как можно меньше вмешательства — но конечно, в разумных пределах.
Адам Смит говорил, что это величайшая дерзость со стороны королей и министров — полагать, что они могут надзирать за экономикой частных индивидов.
Разумеется, мы можем обложить себя налогами, чтобы помочь бедным. Смит и сам помогал бедным. Либерализм рекомендует такое поведение.
Но тем не менее, 95% обогащения, случившегося с 1800 года, произошло не в силу благотворительности, а благодаря более продуктивной экономике.
Источник: Современный Бизнес